Шаги

Влад был преуспевающим торговцем, которому удавалось извлекать выгоду при любом стечении обстоятельств. Прежде всего, этим он был обязан не удаче, а своему умению экономить там, где излишние затраты не были необходимостью. Вот и сейчас, он решил не тратиться на аренду лошади или плату караванщикам, а пройти путь от города до родной деревни пешком. В детстве он много гулял по лесу, через который шла дорога домой и прекрасно знал маршрут. Шел он налегке, ведь все товары были проданы, а деньги были не настолько тяжелой поклажей, чтобы её было не донести своими силами. На дворе был август. Лес еще пребывал в своём праздничном зеленом наряде, но вечерами уже ощущалось холодное дыхание приближающейся зимы. С сумой денег и в бодром состоянии духа, Влад направился в родную деревню порадовать свою семью выручкой.
Денек выдался теплый и солнечный. В лесу было тихо и спокойно, слышалось пение одиноких птиц и шелест листьев, приводимых в движение легким ветерком. Иногда эту симфонию леса добавлял треск ломающихся от ветра тонких сухих веточек, раздававшийся из чащи. Так прошло несколько часов пути. Во второй половине дня погода начала портиться. Небо заволокли густые облака, пение птиц стихло, а шелест листьев постепенно стал сменяться свистом ветра, рассекаемого ветвями. Без прямых солнечных лучей вокруг стало мрачно. Владу стало некомфортно и даже беспокойно. У него появилось странное ощущение, будто кто-то наблюдает за ним из лесной чащи и прячется всякий раз, когда торговец поворачивается, чтобы проверить это. Он убеждал себя, что это всего лишь результат смены настроения из-за погоды, но беспокойство не проходило  и лишь усиливалось. Теперь он вздрагивал всякий раз, когда слышал треск ломающейся ветки, а в шуме ветра угадывал вой какого-то неведомого зверя. Спустя еще два часа начало темнеть. Вот теперь молодому человеку стало страшно по-настоящему. Путь от города до дома занимал не более половины дня, и он планировал прийти в деревню вскоре после обеда, однако до сих пор брел по лесу, который с каждым шагом становился всё более густым и зловещим. Всё вокруг было незнакомым и Влад начал понимать, что отвлекаясь на свои тревожные мысли, он в какой-то момент сбился с пути. Видимость стремительно ухудшалась, близилась ночь, а оставаться ночью в лесу под открытым небом было не безопасно даже в родных краях. Он остановился, чтобы решить, как ему быть дальше. В этот момент, позади послышался шорох подобный шороху сухих листьев, издаваемому ими, когда кто-то идет по лесной подстилке. Однако позади на тропинке никого не было. Торговец прибавил шагу. Очертания окружавшего его леса становились всё более пугающими, дорогу было видно уже не более чем на несколько метров вперед. Из-за туч не было видно луны и её свет не освещал дорогу. Ветер всё усиливался, а треск веток и шелест лесной подстилки стали слышаться всё чаще и теперь эти звуки доносились не из далекой и тёмной чащи. Они были слышны неподалеку, в нескольких метрах от Влада, но достаточно далеко, чтобы место откуда они доносились нельзя было увидеть в сумерках. Гоня от себя страх, Влад решил убедить свой воспаленный ум что никто за ним не следит и снова резко остановился. Тут его сердце подпрыгнуло внутри. Как только стихли его последние шаги, позади раздался хруст сухих ветвей, кучку которых он только что обошел. Затем стало тихо, тот, кто наступил на хворост, тоже остановился, чтобы не выдать себя, хотя было уже поздно. Влад бросился бежать. От свиста встречного ветра закладывало уши. Но оно было и к лучшему, так было не слышно шагов, которые раздавались за спиной. Начал моросить дождь. Убегая от неизвестного ночного преследователя, торговец, тем не менее, понимал, что только вот дождя ему до полного счастья и не хватало. Оставаться под дождем было нельзя, нужно было где-то укрыться. Словно внимая его рассуждениям, справа от него в лесу показалась бесформенная серая масса с чёрным пятном в центре. Это была скала, а чёрным пятном в ней зиял вход в пещеру. Торговец направился к ней. Медведей в этих краях отродясь не водилось, да и волков здесь много лет уже никто не видел, так что вероятность столкнуться в пещере с хищником была невелика. Кого в этом спокойном лесу так боялся увидеть позади себя Влад, оставалось загадкой даже для него.
В пещере было очень темно, но оставаться под набирающим силу дождем было еще хуже. Торговец всегда носил с собой огниво и успев набрать хвороста до того, как тот промок, он прошел глубже в своё укрытие и развел костер. Странно, но увлеченный работой по сборке дров он как-то даже забыл о звуках, которые следовали за ним и успокоился. Хлынувший снаружи ливень поглотил своим шумом все прочие звуки. Присев у костра чтобы отдохнуть и погреться, Влад услышал в глубинах пещеры шум воды. Он решил посмотреть, откуда он доносится, опасаясь, что дождевая вода где-то затекает в пещеру и может её затопить. Взяв с собой горящий прутик, он прошел по скользкому спуску в нижнюю часть пещеры и замер. Перед ним гремел внушительных размеров для скромной пещерки ледяной водопад. Потоки воды стекали по руслу подземной реки, проходившей сквозь эту пещеру и исчезали в темноте. Куда ведет русло Влад проверять не собирался, однако отметил, что эта река явно выходит на поверхность, а если так, что он уже не далеко от своей деревни, но до утра идти туда будет глупо. Шум водопада по непонятной причине завораживал, а холодные брызги, мельчайшие капельки которых заполняли окружающее пространство, создавали некомфортное ощущение сырости и пробирающего до костей холода. Торговец поспешил вернуться к костру, пока окончательно не замерз. Он сел у огня и подбросил еще немного хвороста. Шум дождя снаружи уже стал привычным фоном и теперь Влад начал различать другие звуки, доносившиеся из леса. Он услышал тихий, едва уловимый шум, похожий на хлюпанье чьих-то ног, наступающих в грязь. Звук раздавался не регулярно, но явно имел свою периодичность и каждый следующий раз, когда торговец его слышал, он становился чуть громче. Кто-то или что-то явно приближалось к пещере. Парень спрятался за выступом скалы и затаив дыхание стал ждать.
Хлюп-хлюп! – слышалось из-за завесы дождя. Теперь звуки шагов стали парными, ночной гость стал двигаться быстрее, видимо, почуяв свою добычу. Парень сжался в комок и наблюдал за входом уже не отрываясь.
Хлюп-хлюп! – прозвучало у самого входа, но стена пещеры не давала увидеть хозяина этих шагов. И вот подошел момент, когда хлюпанье должно было прозвучать в последний раз, чтобы неведомое существо вышло из-за стены и предстало перед запуганной жертвой. Но этого не случилось. Звук пропал, будто существо почувствовало взгляд, направленный на вход и решило подождать, пока добыча потеряет бдительность. Сверкнула молния и во время вспышки торговец успел заметить очертания какого-то существа, действительно стоящего у входа. Теперь у него не осталось сомнений, что он здесь не один. Мучительное ожидание длилось несколько часов. Всё тело Влада болело, устав дрожать от страха, но смелости выйти из укрытия и посмотреть, есть ли кто-нибудь снаружи ему не хватило. Он сам не заметил, как провалился в беспокойный сон, так и не дождавшись за время бодрствования появления чудовища.
Он очнулся на том месте, где уснул. Огонь в костре горел всё так же ярко, а ливень снаружи продолжался с прежней силой. Молнии сверкали одна за другой. Влад решил вновь проверить по теням, стоит ли еще ночной гость снаружи и обнаружил, что странный силуэт слева от входа пропал. Но порадоваться этому парень не успел. Из глубины пещеры раздался знакомый звук. – Хлюп-хлюп! – теперь он звучал гораздо отчётливее, поскольку внутри пещеры не было грязи, была лишь вода и именно она придавала такое звучание. Сам не понимая своих действий, Влад направился в темноту, чтобы посмотреть, кому же принадлежат эти шаги. Импровизированный факел бы при нём. – Хлюп-хлюп! – донеслось из темноты за секунду до того, как торговец оказался в нижнем зале пещеры. Никого не было видно. Он уставился на водопад и сквозь стену воды заметил, что что-то тёмное промелькнуло за ней. Превозмогая страх, он начал обходить водопад и обнаружил, что за ним пещера продолжается. Когда он подошел с проходу за водопадом ближе, до его ушей донесся хруст, исходящий оттуда. И это был не хруст сухих веток или листьев, это был хруст костей, костей, которые кто-то грызет. Дрожащей рукой он вытянул факел вперед. В темноте его взор пал на недоеденную ляжку какого-то животного, похоже, что оленя. Вокруг нее были странные следы и пятна крови. Он подошел поближе, чтобы разглядеть следы. И тут лежавшая перед ним на камнях ляжка резко дернулась. Отпрянув от неожиданности назад, Влад свалился в ледяной поток. В этот момент он проснулся.
- Это был всего лишь сон, - с облегчением вздохнул он. Но облегчение длилось не долго. В пещере царил полумрак, а на уши давила звенящая абсолютная тишина. Костер почти догорел, а солнце еще не взошло и хотя дождя уже не было слышно, за пределами пещеры ничего нельзя было разглядеть. Торговец спешно подбросил оставшийся хворост и раздул огонь. Он даже не подозревал, что пожалеет о содеянном. Сейчас, в посветлевшем помещении ему стали видны грязные следы, начинавшиеся от входа в пещеру и уходившие в её нижний зал. Следы принадлежали одной ноге, а точнее, больше всего они походили на следы копыта. Влад вскочил на ноги. Пока он спал, существо успело пройтись по месту, где он укрылся от грозы и перебраться вглубь пещеры. Лишь чудом оно не обнаружило его за камнем, иначе бы он так и не проснулся. – Хлюп-хлюп! – неожиданно раздалось в нижнем зале. Влад замер, его сон начал сбываться. Он поджег ветку потолще и решил сходить посмотреть, что же там плещется, полный решимости дать отпор чудовищу огнем. – Хлюп-хлюп! – прозвучало из воды, когда Влад подходил к зловещему ледяному водопаду. Отблески света, отраженного водой, падали причудливыми тенями на потолок. Торговец боялся поднять взгляд, чтобы посмотреть на водопад, но спустя немного времени решился сделать это. Сердце бешено колотилось, в висках пульсировала кровь, посмотрев на стену воды он почувствовал на себе чей-то взгляд. Взгляд чего-то настолько ужасного, что и представить себе нельзя. Оно было там, за водопадом и пристально смотрело на него, хотя за тёмным потоком воды ничего и не было видно. Нужно было больше света. Влад не рискнул проверить, есть ли за водопадом проход, который он видел во сне, он просто вытянул дрожащую руку насколько мог, чтобы попробовать рассмотреть происходящее за движущейся завесой. Чем ближе огонь был к воде, тем гуще, казалось, становилась темнота по ту сторону, чувство тревоги нарастало с каждым сантиметром приближения. Звон тишины всё усиливался и уже почти оглушал человека. Свет проник за водную завесу и осветил смотревшие на него оттуда желтые глаза. Влад вскрикнул от ужаса и уронил ветку. В тот же момент раздался грохот и что-то выскочило из-за водопада, шумно рухнув в холодный поток подземной реки. Но что это было он уже не мог разглядеть из-за темноты и панического бегства, в которое подался. Забыв обо всём, уронив суму с выручкой, он вылетел из пещеры и бросился бежать, не разбирая дороги.
Ливень закончился, и стало уже более-менее светло, но на смену дождю пришло нечто еще худшее – густой непроглядный туман. Влад бежал через эту таинственную мглу, окружавшую его со всех сторон, опутывавшую словно паутина. Земля под ногами была липкой и скользкой, от чего беглец едва держался на ногах, ежесекундно рискуя упасть. Хотя было уже утро, всюду царила всё та же нестерпимая тишина, что пронизывала пещеру. И лишь один звук нарушал её, уже не ритмично, а часто и беспорядочно.
- Хлюп-хлюп-хлюп! – раздавалось из тумана за спиной. Во мгле невозможно было разглядеть преследователя, но Влад и не пытался. Он бежал что было сил, не оглядываясь, не задумываясь о том, куда направляется. – Хлюп-хлюп! – раздалось совсем рядом. Понимая, что по тропинке не уйти, парень бросился вниз по склону, скользя и царапаясь о ветки кустарников, в отчаянной надежде запутать след. – Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп, - звучало в голове, доносясь уже не только позади, но отовсюду, эхом разносясь в пелене. Хлюпанье грязи было совсем близко, в нескольких метрах от Влада. Теперь он отчётливо слышал тяжёлое, грозное дыхание за спиной, монстр преследовал его по пятам и был вне себя от злобы. Торговец слабел и спиной ощущал жар этого горячего, словно жар Преисподней дыхания, от которого внутри всё холодело. Это должно было однажды случиться – обессилив, он споткнулся об очередной корень дерева и упал. – Хлюп-хлюп! – шаги остановились. Торговец повернулся на звук. Вороны взлетели с ветвей, напуганные душераздирающим криком, что огласил лес, проносясь через утреннюю мглу.
Днем двое охотников нашли в лесу тело торговца. Волосы его были седыми, а не лице застыла гримаса ужаса. По состоянию его одежды и следам было ясно, он от кого-то убегал. Но осмотрев всё вокруг, охотники не нашли больше ни чьих следов. Страх следов не оставлял.

Конец

***

- Ооо… - тяжкий полустон не то боли, не то разочарования раздался в крохотной комнатушке. – Чтоб я ещё раз пила после выступления! – сокрушение, подкрепленное парой совсем не женских ругательств, полетело вслед за стоном, а под скромным шерстяным одеялом заворочалось хрупкое тельце, лениво принимая сидячее положение.
Прошло еще несколько минут, прежде чем девушка все же добралась до разглядывания своего отражения в ушате с водой. Точеная, весьма атлетичная фигурка, длинные, непозволительно длинные для циркачки, неестественно серебристые волосы, даже со спины не давали её силуэту казаться обычным. А уж что представало перед глазами, стоило девушке повернуться лицом, в памяти запечатливалось надолго. Миловидное личико, алые губки, задорный на румянец – пожалуй, на этом обычные черты и заканчивались, дальше шли остроконечные длинные ушки, серые, почти бесцветные глаза с вертикальным зрачком, клыки, точнее, один клык, то и дело кокетливо выглядывающий из-под верней губы, темная, словно бы с вечным загаром кожа, на шее и левом плече покрытая странным узором, издали похожим на татуировку, а вблизи оказывающимся замысловато растущей короткой шерстью, причем в отличие от волос иссиня черного цвета.
Девушка придирчиво взглянула на свое отражение в воде:
- Ох, мама-мама, - циркачка осуждающее качнула головой, и, подумав, добавила, - и бабушка, и прабабушка, и пра-пра, и иже с ними, - презрительно фыркнув, девица умылась чистой водой и попыталась разгладить всклоченные со сна волосы. – Это ж с кем и сколько поколений подряд надо было путаться, чтоб явить миру такое чудо, как я?! – с толикой ехидства спросила девица у своего отражения. На самом деле она довольно часто задавалась этим вопросом, ну, как часто, как минимум каждый раз, когда кто-то решал узнать о её расовой принадлежности. Никаких точных ответов найти никогда не удавалась, хотя помнится, когда она только пришла в труппу, Том, тогда ещё почти не старик, сказал, что ей вполне можно было бы стать символом дружбы народов. Вспомнив это, девушка тихо засмеялась, но почти тут же поморщилась от головной боли, проснувшейся от этого действия.
- Миста! – богатырский грохот, бывший всего лишь настойчивым стуком в дверь, разнесся по комнатушке, вызывая очередное наваждение головной боли. – Мистааааа! Хватит спать! Нам пора! – басовитый голос, по громкости ничем не уступал стуку.
- Да не ори ты! Иду я! – недовольно отозвалась циркачка и стала спешно одеваться.

Этот день был днем переезда. Тем самым днем, когда яркие, пестрые шатры спешно снимались, сворачивались, складывались на повозки и покидали город, в котором вот уже неделю шумели их представления. Бродячий цирк уходил в другой город. Шум, крики, ржание лошадей и быстрая, спорая работа привели Мисту в чувство быстрее всех знахарских средств, и спустя полчаса та уже с ловкостью кошки перемещалась по верхушкам шатров, снимая крепления.
Она была акробаткой и вечерами на арене и в жизни. Веселая, своенравная, даже взбалмошная, игривая, добрая, хитрая, серьезная – все эти качества можно было легко назвать её. Она могла быть, да и была, разной настолько же, а может и больше, сколь крови было в ней понамешано. Труппа любила её за открытость, искренность и невероятную энергичность, за умение отдаваться эмоциям до конца. Если она радовалась, то так, словно большей радости в её жизни не было и не будет, если печалилась, то так, словно вся вселенская печаль навалилась на неё разом, если смеялась, то так, что смехом невольно заражались все вокруг, а если плакала, то начинало казаться, что ещё немного и даже небо поддержит её слезами.
Миста, а точнее Мистерия, попала в труппу ещё совсем ребенком – маленькая, зашуганная, но не лишившаяся умения верить окружающим и верить в них, она довольно быстро стала другом артистов, под их присмотром она выросла, расцвела и вскоре стала их коллегой, в мастерстве не уступающей многим артистам из других цирков, а жаждой нового, фантазией и смелостью порой и превосходившей их.
Ближе к закату сборы были окончены, и цирк отправился в путь. В дороге все разговоры были только про вчерашнее последнее представление и его успех. Артисты хвалили и поздравляли друг друга, кто-то предлагал что-то изменить в номерах, кто-то переделывал их сам, а Миста дремала в повозке, то и дело принимая похвалы. Она и правда хорошо постаралась намедни – она представила толпе новый номер, опасный, и от того имевший большой успех среди любителей зрелищ. И хотя старый Том был недоволен тем, что номер так опасен, ведь терять артиста в его планы явно не входило, Мистерия была довольна и исключать номер не собиралась.

К утру следующего дня цирк прибыл в новый город, а к вечеру на окраине уже пестрели их шатры, слышались разговоры и смех людей, голоса зазывал. В тот же вечер цирк давал и первое представление – за почти что скромную плату все желающие могли занять место под самым большим куполом, где их ждало яркое красочное, захватывающее шоу.
- Ну что? Много народы пришло? – Миста заинтересованно сунула носик в просвет между плотными гардинами, отделяющими кулисы от арены.
- Да, не особо, как, впрочем, и всегда в первый день, - лениво отозвался старый Том, некогда бывший звездой цирка, а теперь лишь его смотрителем и конферансье. – Может, хоть сегодня под купол не полезешь? – в голосе старика слышалась надежда, ведь девушка для него была словно бы внучка, которой у него никогда не было.
- Ты же знаешь, Том, всегда изо всех сил!

Спустя пару минут уже каждый шаг Мистерии сопровождали, в сравнении с последним вечером в предыдущем городе, весьма скромные аплодисменты. Но ей это было неважно, она наслаждалась не столько этими хлопками, сколько тем, что могла она показать этим зевакам. Быстрая, гибкая, необычная для взора, она строила свое выступление так, чтобы каждый ждал следующей секунды с замиранием сердца. Её серебристые волосы, собранные в высокий конский хвост, яркой молнией очерчивали каждое её движение. Серебряным ореолом провожали они её под самый купол, на туго натянутый канат, под алчущие зрелища взгляды зрителей. Она знала, что делает. Пара легких шагов и вот уже единственное, что отделяет её от падения на желтый песок арены это только канат и её собственное мастерство. Дикой кошкой скользила она по канату, развлекая толпу тем чувством тонкой грани, отделяющей от смерти. «Только я и канат», - твердила Миста про себя, не позволяя отвлекаться, чтоб не потерять столь ценное равновесие.
Во время очередного трюка глаза её упали на канат, и сердце её тяжелым камнем рухнуло куда-то в пятки – крепкий крученый канат был поврежден, и теперь тугие нити стремительно раскручивались и обрывались. «Чертовы мыши!» - только и успела подумать хрупкая девушка, прежде чем раздался звук, похожий на звук порвавшейся струны, и единственная опора ушла из-под ног.
Она знала, что умрет. Она сама рассчитала высоту так, чтобы не выжить, если что-то пойдет не так – ведь нет ничего хуже для акробата, чем закончить свою жизнь, будучи калекой. Она каждый день жила так, словно он последний, использовала все возможности, пробовала всё, но она не хотела умирать! Не здесь, не так, не сейчас! Она хотела жить, и верно то-то подслушал её мысли и желание – яркая вспышка озарила шатер и Мистерия исчезла, не долетев до песка всего пары метров.

Она очнулась от странного ощущения пустоты внутри, открыла глаза – вокруг неё был странный серый туман, казавшийся и плотным и воздушным одновременно.
- Где я?
- Ты здесь, - голос, казалось, раздался в самой голове девушки. По нему нельзя было догадаться, кто говорил – мужчина или женщина, дитя или старик.
- А где это здесь? – не унималась циркачка.
- А это важно? Ты ведь жива, - в голосе не читалось никаких эмоций, никакого отношения к происходящему.
- Да, но…
- Ты хочешь жить?
- Хочу!
- Хочешь жить или выжить? – все также беспристрастно уточнил голос.
- А в чем…
- Разница? Ты это хочешь знать? Смотри, - словно по волшебству в тумане стали появляться картины – тусклый мир, наполненный опасностью, болью и страхом. – Выжить, это оставить все, как есть, но сохранить все свое при себе, а жить, - картины, что роились в тумане, начали обретать цвет, краски, с них пропадали разруха и страх. – А жить, это нести надежду многим, возможно, чем-то пожертвовав взамен.
Мистерия задумалась, за всю её жизнь никто не ставил её перед подобным выбором.
- А я смогу? – неуверенно спросила она, пытаясь коснуться одной из солнечных картин.
- Уже смогла, ведь они сотканы тобой, присмотрись!
- Мной? – девушка удивленно вскинула бровь, и тут же узнала в заинтересовавшей её картине то место, которое любила представлять своим домом, и стоило ей об этом подумать, как на картине появился небольшой уютный домик. Да, Мистерия любила мечтать, любила фантазировать, любила придумывать то, чего никогда не было, но даже не могла подумать, что её фантазии могут стать реальностью.
- Я хочу! Хочу жить! – с чувством воскликнула она, представляя сколько удивительного и необычного может породить её фантазия. Яркая вспышка в очередной раз озарила пространство вокруг неё и её сознание.
- Как твое имя, душа моя? – казалось, что голос обрел нотки теплоты.
- Моё имя Мистерия,  - ответила она, чувствуя, как перестает существовать её физическая оболочка, но при этом какую силу, какой простор обретает её эмоции, мысли, душа…

Она будет жить! Теперь она будет смеяться журчанием ручьев, злиться раскатами грома, плакать дождевыми каплями. Она будет дарить тепло, защиту, свободу тем, кто ищет её. Она будет жить в каждом уголке мира, которому отдала свою самую важную часть.

Яркая, смелая, своенравная, но такая хрупкая душа нового мира…

Несколько минут оставалось до свободы. Эти каменные стены, с каждым днем приближения зимы, вызывали чувство клетки. Конечно, меня тут никто не держит, а сама сюда пришла, но я уже устала. Преподаватель что-то говорит, а я не слышу. Все летаю в своем мире, скрытом от чужих глаз и ушей, и ворошу пушистый теплый коврик мыслей.  Хочется снять тяжелый сапоги, теплую одежду, закутаться в пижаму и приникнуть к нему собой, и чтоб никто не мешал. Меня кто-то начал трясти. Видимо заканчивалась пара, или же преподаватель заметил, что мне не интересны его пожелания к новому году, и уж тем более напутствия к наступающим, на пятки ботинок, экзаменам. Я очнулась, привыкая к окружавшему все это время меня шуму. Все бурно обсуждали новый год, кто, куда, с кем, на сколько… все однотипное доносилось до моих ушей со всех уголков кабинета. Я посмотрела в окно. Новый год, а снега нет. И настроения справлять, тоже не было. До нового года оставалось три дня. Не знаю почему, но предновогодняя суета симпатизировала мне всегда сильнее, чем сам праздник. До него ты суетишься, стараешься, воодушевляешься, ждешь, когда же все начнется, а потом…снова понимаешь, что до следующего праздника, ждать целый год. Преподаватель продолжал вещать, но, кажется, он рассказывал для убивания времени историю, о своем самом незабываемом дне в жизни. Оглядев спокойным скучающим взглядом щебечущую аудиторию, я сочла нужным снова вернуться к своему пушистому теплому коврику. Я улыбнулась. Вспомнила как маленькой, примерно четырех или пяти годовалой непоседой, лежала в большой комнате на диване. В комнате был выключен основной свет, и горела только ёлка. Гирлянды переливались сотнями огоньками на всех стенах, на шкафах, на потолке. Я изумленно смотрела и улыбалась. Ёлка была украшена разноцветными стеклянными шарами, что были куплены еще в советское время дедушкой. Еще на ней были прицепки, я всегда их так называла. Это тоже стеклянные ёлочные игрушки, но как щепки, они прикреплялись к веточкам ёлки. В тот год, когда наряжали ёлку, я разбила два шарика подряд. По сей день стыдно и обидно. Я вспоминала те переливчатые огоньки, бегающие по комнате, когда меня снова содрали с моего «ковра». Препод заканчивал свою речь. Еще немного и все рванут домой. Наконец-то… Мне даже не верилось, что это произойдет. Три дня, чтоб закончить все дела, купить подарки, навестить родных. Я слышу «До 14 числа!».  Наконец-то нас отпустили. Попрощавшись со своими ребятами, я оделась, нацепила наушники и вышла на улицу. Дорога до дома была такой же серой, как и мой большой город без светлого снега. Конечно, он преображался к вечеру. По всему городу включали яркие гирлянды, но волшебства… не было. Покопавшись в кармане, я нашла ключи от домофона и вошла в подъезд. Свистом в квартире меня поприветствовал морской свин, который скорее указывал на то, что он голодный, а не на то, что он рад долгожданному приходу хозяйки. Через пару часов мне пришла смска от друга. Он переехал в другой город, далеко от меня, но дружбу мы сохранили. «А ты проверяла свой почтовый ящик сегодня?» Я смотрела на сообщение немного удивленно. Как будто там бывает что-то, кроме одинаковых газет и квитанций. «Проверь!», пришла следом вторая. Я оделась и спустилась к почтовым ящикам. Вытащив груду макулатуры, я начала её разбирать. Все не нужное автоматом выкидывалось. Стопка бумаг уменьшалась, пока я нещадно её сортировала,  и тут на глаза мне попалось уведомление. На нем стояли мои инициалы. Мимолетно перебрав оставшуюся кучу бумаги, я рванула домой, схватила паспорт и полетела на почту. Посылка. Я люблю их по сей день. Любопытные и волнующие иголки гуляли по животу, и я только убыстрилась, чтобы моё сокровище отдали мне поскорее.  Вбежав запыхавшейся в здание, в котором располагалось нужное мне отделение почты, я скорее отдала уведомление. Меня попросили подождать, пока мою посылку найдут на складе. Женщина появилась с ней через несколько минут. Я скорее отняла у неё заветную коробку с секретом и удивилась её тяжести. Эта была сама тяжелая посылка из тех, что я получала. Нетерпение охватывало и обвивало вокруг меня свои щупальца, и я, не сдержавшись, попыталась сорвать почтовый скотч с картонки прямо на ходу. Я не оставляла попытки вплоть до остановки, но у меня так и не вышло её вскрыть. Терпение боролось с желанием всю дорогу. Это было невыносимо. Я раньше ничего не хотела так, как открыть эту коробку. Домой я летела еще быстрее, чем на почту. Вбежав в квартиру и раздевшись впопыхах, я схватила ножницы и усевшись на своём любимом ковре начала срывать помеху, которая не давала мне посмотреть, что внутри посылки. Моему изумлению не было предела. Огромная куча подарков предстала перед глазами. Он даже связал мне шарф и сделал игрушку. Слезы радости текли по щекам, пока я перебирала подарки. Я была счастлива, как ребенок! Внутри все щебетало, и заряжалось неумолимым теплом и добром. Моими эмоциями заряжались все, кого я встречала в этот день. Я давно так широко не улыбалась. Я помню каждую минуту того момента. И воспоминания накрывают с головой, унося на свой теплый пушистый коврик мыслей. В тот вечер, ведь еще пошел снег.

К слову, ходить на четырёх лапах с волокущейся по полу цепью было совершенно неудобно. Однако как-то извинить ситуацию Эния не могла. Она почувствовала себя каким-то цирковым зверем, которого посадили на цепь, для замысловатого циркового трюка, о котором медведица даже подумать боялась. Руна, судя по всему, была совершенно непривычная к такому облику, так как ей даже для того чтобы ходить, пришлось потратить немало усилий. Эния старалась помогать подруге по мере сил, где-то показывая ей как это делать, а где-то придерживая, что бы та не уткнулась мордой в снег.
Дойдя до ледяного тупика с двумя статуями, медведица закрыла морду лапами, чтобы не видеть этого разврата застывшего в странных позах. Наконец, совладав с собой она, открыла глаза и с усилием воли, стала разглядывать их, в поисках подсказок, что нужно делать. Табличка гласила, что нужно коснуться нежно, чем-то. Однако, чем и что будет дальше, было не ясно.
Если бы медведи умели краснеть от стыда, сейчас Эния была бы самым красным медведем. Начиная с этого момента, медведица всё делала нежно. Загадав число один, она подошла к филейной части одной из статуй внимательно посмотрела на записку. Затем зажмурив глаза, медведица, что было сил, дунула на то место, где примёрзла записка, стараясь растопить лёд и не повредить бумажный листик, а затем нежно коснулась лапой подтаявшего льда. Коснуться чем-то иным, Эния не решалась, ибо даже то, что она сделала, было настоящим подвигом для неё.

Руна снова заревела по-медвежьи.
«Ну откуда тут столько замороженных извращенцев?» - рычала она и по взгляду Энии видела, что та её понимает. Сев на попу и в очередной раз перечитав табличку, полукровка почесала за ухом. Ей было интересно, каким образом сделать предложенное табличкой в её новом образе. Посмотрев на лапу, она увидела огромные когти и вариант нежно погладить лапкой не подходил. Посмотрев на Энию, а вернее на её действия, синеволосая повторять это не стала, возможно зря, но у неё возникла своя идея. Она подошла к другой статуе и сурово посмотрела на задницу.
«Четыре» - мысленно выбрала девушка и перешла к процедуре. В начале полукровка точно так же подула на полушарие, но только для того, чтоб не прилипнуть к нему, ведь дальше она нежно лизнула ледяной зад. Фыркая и возмущаясь, она отошла на пару шагов в надежде на то, что записки окажутся в руках медведиц.