Сборы, суматоха, суета. Галатея рада, наконец, покинуть тюрьму Шатруа, гордо называющую себя замком династии Артуа. Она никогда не покидала Фламмансии. Хотела, но обстоятельства никогда не играли ей на руку. В Йотуннланд ее не пускал Бьёрн. В Эльмхольд ехать не было смысла. Путешествия в Малумнию для члена королевской семьи Фламмансии все равно, что посещение нижнего города со всеми его притонами и помойками - можно в качестве экзотики, но недостойно благородной леди. Кнежская Уния была для Галатеи под запретом из-за обид дальнего прошлого, а Дамакия...

Впрочем, о Дамакии Галатея и Бьёрн почти мечтали. Оказаться в стране, которая полностью противоположна родной Фламмансии, казалось чем-то удивительном. Мир, в котором маги не преследуются инквизиторами, волшебство творится буквально на улицах, а рядом с бакалеей есть магазин зелий и магических предметов. Бьёрн провел всю поездку в их темной и неудобной карете, составляя подробный план куда он пойдет в первую очередь, а какие достопримечательности посетит уже после свадьбы. Галатея была бы рада умиляться энтузиазму супруга, но ее мысли занимала не новая страна и не свадьба появившегося из ниоткуда монарха. Раз за разом, отгоняя их от себя, словно докучливый морок, она невольно возвращалась к воспоминаниям об отце.

Людовик Артуа будет не собой, если пропустит подобную пирушку. Галатея хорошо это знает, и потому все чаще сжимает ткань на юбке платья, глядя в крохотное окно кареты на летящего за ним виверна. Она редко летает на Эме, потому что его подарил отец, и каждое соприкосновение с теплой гладкой чешуей словно вонзает нож в ребра, промахиваясь мимо сердца, но доставляя меж тем нестерпимую боль. И все же, это родное существо, бывшее рядом с ней на протяжении всей жизни. Тея привязана к виверну той же невидимой нитью, что и к родителю, который бросил ее. Каковы шансы, что при взгляде на Луи, она сможет сдержать обиду и гнев, копившиеся в ее теле годами?

Артуа прибывают в Сораш почти за неделю до свадьбы. Бьёрна Тея отпускает искать его старых знакомых колдунов, бежавших из Фламмансии от инквизиции. Сама расхаживает по мощеным улочкам, поражаясь то магическим фонарям, то разыгрываемым прямо на площадях фокусам. Столица Дамакии выглядит безопасно, ярко, вычурно. Словно кто-то рассыпал по каменной кладке горсть разноцветных кристаллов, некоторые из которых превратились в высокие башни, а иные остались лежать мощными изваяниями, переливаясь всеми красками в свете солнца. Тея думает о том, что Фламмансия тоже могла бы быть такой. Тея думает, что будь она на троне, она первым делом распустила бы Инквизицию. Гримлок в ее голове соглашается. Мысли об отце тоже почти отпускают ее, но лишь до тех пор, пока в один из дней она не замечает темный силуэт на фоне белесо-облачного дамакийского неба. Магические существа вольготно чувствую себя здесь, и Галатея не раз встречала и наездников на грифонах, и даже птиц Рух. Однако Сенраф было невозможно перепутать ни с кем.

Не для нее. Не для той, кто годами крутил в своей голове эпизод, в котором виверна отдалялась все больше и больше, навсегда увозя от нее самого близкого человека в мире.

Галатея чувствует, как нечто неосязаемое в ее грудной клетке тяжелым грузом падает к желудку. Чувствует, как холодная и костлявая рука страха обхватывает ее пищевод. Чувствует, словно каменная плита надавливает на грудь, мешая сделать полноценный вдох. Людовик Артуа прибыл в столицу, и хочет она этого или нет, но эта встреча произойдет. Встретятся ли они глазами за общим столом, столкнутся ли на приеме или в танце? Тея задумчиво закусывает губу, провожая взглядом Сенраф и инстинктивно отступая в тень.

Ночь успокаивает пестрый пейзаж Дамакии, но не Галатею. Как бы она не заставляла себя поверить в то, что предательство отца больше не трогает ее, что ее обида остыла, а все хорошее, случившееся с ней за последние годы, вытеснило плохое, фиаско она терпит сразу, как остается одна. Волна беспокойства накрывает ее с головой, погребая под собой рациональность, и Тея ищет способы вернуть себе толику адекватности. Она идет к загонам для ездовых животных, чтобы повидаться с Эме. С помощью магии делает себя более восприимчивой к чужим эмоциям, чтобы наладить контакт с виверной - он все еще слабо доверяет своей хозяйке из-за редких контактов, но с магией Галатее проще понять его волю. Самостоятельно седлает рептилию, находя своеобразный отдых в простом физическом труде, выводит на улицу и поднимается на нем в воздух, оставляя острые шпили Сораша внизу. Каждый порыв ветра, каждый глоток воздуха - ночного, пряного от ароматов трав и растений - кажется глотком жизни, дарующей силы и веру. Они с виверном делают несколько кругов над городом, но Тея не любуется видом - прижимается к покрытой чешуйками шее, обнимая ее и спрашивая: Что мне делать, Эме? Как мне вести себя и какого результата я хочу достичь?

Виверн молчит. Тея не находит ответов ни у него, ни у себя.

В замке уже почти не остается горящих окон, когда Тея возвращается через сад, вернув Эме в загон. Проходит мимо стражников, показывая им слегка светящуюся печать на тыльной стороне ладони - магический символ, оставленный местным архимагом для обозначения приехавшей на свадьбу знати. Девушка отмечает, что один из них едва держится, чтобы не заснуть, зато второй невероятно бодр и рад своему посту. Она с ухмылкой мотает головой - нечто похожее чувствовали они с Бьёрном, когда кому-то из них удавалось вырваться из дома во время первых месяцев жизни их детей. Ночь теряет свою притягательность, когда в ней нет ни любви, ни сна, а единственные звуки, которыми она наполнена, это не стрекот сверчков и цикад, а детский плач. Действующее заклятие резонирует на чью-то злость за воротами сада, чье-то похотливое настроение на другом конце дворца и... Теплая улыбка Галатеи гаснет, когда она, словно вышедшая на охоту гончая, ловит след добычи.

Ее дыхание прерывается, ее сердце замирает, ее голова сама собой поворачивается в сторону одной из беседок. Каковы были шансы, что вместо борделей, кабаков или магических портов, Луи Артуа выберет остаться сегодня в замке? Тея сдвигает брови, пытаясь не думать о том, что шансы эти были весьма велики. Она помнила [заставила себя помнить] образ отца бездушным, холодным и жаждущим земных удовольствий. Она не осознавала, что на самом деле он был таким же человеком, как она сама. Был ли шанс, что то отчаяние и вина, которые она учуяла, принадлежали действительно ему?

Тея нерешительно движется в сторону беседки - ноги ведут ее сами, не особо интересуясь тем, что на этот счет думает разум. Она думает о том, что если накинуть на голову капюшон, он узнает ее не сразу. В последний раз Луи видел ее нескладным подростком. Теперь она выше, статнее, женственнее. Ее лицо стало более взрослым и мягким, ее голос стал ниже и тише. Задумчиво касается пряди волос и выдыхает - волосы выдадут ее с потрохами, как и то, что она совершенно точно не сможет чувствовать себя не_скованно и не_тревожно в его присутствии. Мысли подверждают невербальные телесные сигналы, когда прямо у беседки она останавливается и закрывает глаза, пытаясь сейчас же развернуться и пойти в другую сторону. Поздно. Поза сидящего внутри человека стала чуть более напряженной - ее заметили.

Галатея шумно выдыхает, заходит внутрь, садится рядом. С удивлением замечает, что из-за паров, выдыхаемых ее отцом, она почти не чувствует его эмоций - лишь поверхностно, по самым верхам. Тяжелая каменная плита давит на грудь еще сильнее. Тея с минуту сидит молча, не глядя в сторону Луи, а затем как ни в чем ни бывало поворачивается, забирая самокрутку у него изо рта. Затягивается, коротко закашливается с непривычки и возвращает дурман в руки мужчины. Пока она делает это, успевает заметить его лицо, лишь едва освещаемое светом луны - обеспокоенное, удивленное, постаревшее. Глупо было думать, что более чем за 10 лет он все еще будет оставаться главным красавчиком Фламмансии. Годы, война и правление чужой страны оставили на его лбу глубокие морщины, однако глаза, кажется, сохранили привычную искру.

- Не успел на экскурсию по столице? Все дома терпимости и кабаки в нижнем городе, отец.

Тея делает ударение на последнем слове. Она снова отворачивается от него. Чтобы не видеть, с каким презрением он ответит ей. Чтобы он не видел, как переступая через собственные страх и боль, она удерживает слезы в глазах.

Кухня - не самое лучше место для откровенного разговора, но на первый раз подойдет и она. Рейнис с любопытством оглянулась. Она здесь оказывалась не часто. Готовка еды никогда не увлекала принцессу, казалась делом слишком скучным, утомительным и бессмысленным. Вот Эдвин - да, он сюда заглядывал часто, любил и приготовить, и покушать, вот только Рейнис редко от него что-нибудь перепадало. Отношения между детьми Хальдис были натянутыми, чтобы не сказать больше. В борьбе за внимание королевы каждый был сам за себя.

- О, нет, - широко улыбнулась Рейнис, отвечая на вопрос дяди, - Если я займусь приготовлением пищи, то кто-нибудь не доживет до утра.

Шутка, конечно же. Хотя яд и называют оружием женщин, Рейнис предпочитала решать свои проблемы иначе. К счастью у нее была магия. С ее помощью все получалось элегантнее.

- Я лучше понаблюдаю за вашей работой. Вы уверенны, что их надо готовить так?.. - она заглянула в кастрюлю, в которой шевелили клешнями стремительно краснеющие существа, - Очень экстравагантно.

Рейнис заняла свободное место за столом, попросила, чтобы ей налили кофе. Черный, сладкий и с перцем - принцесса любила именно такой и на кухне об этом знали, равно, как знали и то, что вечером она пьет его даже чаще, чем утром. Не важно, что медики советовали делать ровно наоборот, Рейнис была слишком молода, чтобы следовать их советам. И еще долго останется такой.

   - Нет, не про погоду, Вы правы, - улыбнулась девушка, - Хотя я действительно считаю осень не самым приятным временем для путешествий, и думаю, что вы согласитесь со мной. Я рада, что Вы приехали и поговорить хотела о другом. О моем брате, прежде всего.

Выросшая во дворце, Рейнис не просто хорошо знала, но и любила его игры. Она прекрасно понимала, что среди них бывают и те, которые необходимо вести без лишних глаз и ушей, и те, которые лучше вести при свидетелях. А еще бывали и те, для которых свидетели необходимы.

- Джаред, несомненно, хорошо разбирается в государственных делах, - Рейнис забавляла мысль, что Джаред обязательно услышит этот разговор в пересказе, - и делает все возможное, чтобы заменить мать, но боюсь ему это не удастся. По крайней мере без нашей помощи. Мою он отвергает, но может быть Вам удастся переубедить его?

Подали кофе. Рейнис отвлеклась на маленькую чашку горячего сладко-горько-острого ароматного напитка, предлагая родственнику решать, хочет ли он продолжить эту игру или предпочтет ее изменить. Говорить о семье в присутствии чужих... Как нехорошо, как некрасиво...

Д’Эрбле вернулся от Портоса в намного более приподнятом настроении, чем уходил, и засуетился по комнате, явно в поисках чего-то, что всегда было под рукой, а сейчас не оказалось. Это вводило его в раздражение, потому что время не стоит на месте и ему бы надо собираться к отправке в Блуа, но он не может уехать, не закончив своего дела.
[indent] — Найди двух самых быстроходных лошадей, что сможешь, — с этими словами он бросил на стол увесистый кошелек с монетами, который несколько минут назад достал из укромного места своей комнаты. Базен, незадолго до этого вошедший туда, будучи получателем этого жеста, юрким движением руки отправил кошель в карман.
[indent] — Таки мы возвращаемся наконец в родную обитель, monsieur? — Радостно буквально пропел юноша. — Как я соскучился по воздуху монастыря!
[indent] — Ты возвращаешься. И будешь охранять до моего указания важную персону, но не меня. Я приеду позже, как только смогу, а до той поры… — Он хотел сказать «глаз с нее не спускать», но… кому он врет? Мари упорхнет из убежища как только сможет, облопошив слугу и церковников таким изящным жестом, что он даже злиться на нее не сможет, только признать мастерство хитрости. Но на этом его дело будет сделано и совесть чиста. Можно, конечно, порассуждать, почему того же для герцогини не делает ее дражайший супруг, но в наши дни, кажется, настоящие мужчины гибнут на войнах, а вот эта правящая верхушка - сплошь жеманные трусы, бегущие от опасности в первых рядах. — Возвращайся только в случае особой надобности, я не пропаду. Да где бумага, черт возьми!?
[indent] Спохватившись, Базен выскочил за дверь, а спустя минуту воротился со свитком, пером и чернильницей.
[indent] — Как выполнишь, ступай к герцогине де Шеврез. Вы едете в Беарн, письмо настоятелю монастыря я оставлю тебе на столе, — забирая из рук слуги письменные принадлежности, Арамис уже не был так раздражен. У него ещё есть время написать записку и собственноручно передать той, кому можно доверять и кто точно донесет ее до адресата.

«Conozco un lugar donde se sirve un pastel de melocoton maravilloso. Mi amigo Bazen te llevara alli. Voy a enviarlo para aclarar los detalles. El postre llegara tan pronto como sea posible.»

«Я знаю одно место, где подают потрясающий персиковый пирог. Мой друг Базен отвезет Вас туда. Я пришлю его уточнить детали. Десерт прибудет как только так сразу.»

[indent] Со своими скромными познаниями в испанском Арамис постоянно чувствовал себя не в своей тарелке и никак не мог понять, почему нельзя было использовать для тайной переписки что-нибудь попроще. Ведь и на родном языке существовали шифры. Но не ему менять не им придуманные правила. К тому же, ошибки только усложняют прочтение письма тем, кто не только не знает языка, но и не знает иносказательности, которая существует только между ними. Слава богу, что письмо в Беарн таких ухищрений не требовало и потому было окончено куда быстрее. Подхватив шляпу, мушкетер отправился к единственному человеку, которому мог доверить передачу записки так же, как себе.
[indent] — Хорошо, что я вас застал, мадам. Вы же собираетесь во дворец? — Констанцию Арамис нашел у нее дома, но еще немного и не успел бы. Выудив из-под шляпы миниатюрный конверт, он протянул его женщине. — Как обычно. Сами знаете кому. Только очень срочно.

Женщина не знала, что её ждёт впереди. Разговоры с Алькором всегда были крайне неприятны и нервозны даже для неё.  Катриона знала наверняка только одно — ей гораздо проще и спокойнее иметь дело с драконами, нежели с королём Нельхиора, к сожалению, обстоятельства сложились так, что теперь правление Тальмерией стало её бременем. С другой стороны, она могла отказаться, уступить и продолжать дело своей жизни. Но не стала. Ответ на самом деле окажется вполне простым и логичным. Она любила мужа и знала, что он честный и хороший человек. Ричард Уайтторн правил провинцией мудро и подданные не просто уважали его, а любили. И пусть дворянство не одобрило их брак, люди полюбили и её, простую безродную женщину-драконоборца, что до сих пор продолжает защищать их от любых невзгод. Редкое проявление доверия между правителем и его народом. И Катриона не могла предать ни себя, ни их в неё веру. Как бы больно той ни было.
Расправив плечи, леди Тальмерии приблизилась к королю и поклонилась. Катри не боялась смотреть Хорнрейвену в глаза, в отличие от некоторых лордов, что занимались откровенным лизоблюдством в его сторону.

— Ваше Величество, благодарю за приглашение, — проявила вежливость леди Уайтторн, протягивая свою правую руку. В какой-то момент, ей привиделось, что мужчина, сидящий на троне кровожадно улыбнулся.

— Иначе быть не могло, — недобро ухмыляется Алькор Хорнрейвен, сдерживая себя в рамках приличия, — в этом зале любая отдала бы последние крохи достоинства, чтобы оказаться на Вашем месте…

В его глазах Катриона уловила далеко не сарказм, а констатацию факта, что большая часть столичного и недалекого до хитрых политических игр дворянства наверняка уличит их в тайной связи, которую король решил таким образом объявить. В сущности, дела обстояли таким образом, что Алькор никогда не приглашал на танец просто так и абы кого. Все женщины на балах были либо его любовницами, либо фаворитками, за редким исключением актов вежливости. Короля боялись и не зря. В памяти многих до сих пор свежи воспоминания о том, как были свергнуты Леонхарты. Он не оставил в живых ни официальных наследников, ни бастардов, хотя среди людей шла молва о выживших представителях павшей династии. Учитывая, что короли так или иначе озадачены вопросами престолонаследия, простодушные дворянки стояли длинной очередью на пути к сердцу жаждущего власти и контроля короля. И теперь, многие из этих женщин получили пощёчину в виде, казалось бы, невинного приглашения одной леди на танец. Так думала Леменн, а что же было реальной причиной — оставалось для неё тайной.

— Пожалуй, Ваше Величество, — кратко отвечает женщина, не желая вступать с королём в спор. В конце концов, у неё не было права отказать ему.

Их пара прошла в центр залы. Алькор в свойственной ему манере, взял контроль над ситуацией, плотно прижав к своему правому боку леди Тальмерии, оставляя синяки на талии женщины сквозь толстые слои ткани.

— Музыка!

Подобно грому, голос короля отозвался эхом от сводов тронного зала, заглушив все остальные голоса присутствующих. Музыканты извлекли первые ноты и Катриона с Алькором начали свой танец. Уайтторн и Хорнрейвен поддерживали зрительный контакт друг с другом, не прерываясь даже тогда, когда мелодия заставляла обоих совершить резкий поворот. Кто-то посчитает это проявлением страсти, но более проницательные индивидуумы узрят в этом борьбу двух противоположных характеров. Катриона была, есть и всегда будет драконоборцем. Внимательной и ожидающей нападения в любой момент. Алькора же, к слову, вполне можно сравнить с драконом, опасным хищником, выжидающим лучшего момента для нападения на потерявшего бдительность охотника.

— О чём с Вами беседовал лорд Ульдред? — Без лишних предисловий задал свой вопрос король, вновь притягивая к себе женщину.

Этот жест не нравился Катрионе. Не потому, что ей становилось больно от резких и сильных прикосновений мужских рук к её талии, а потому, что он выдавал раздражение и нетерпение короля по поводу сложившейся в Его королевстве ситуации.

— Лорд выразил свою радость по поводу нашего с ним знакомства, разумеется, всё в рамках приличия, Ваше Величество, — ответила леди Леменн-Уайтторн, совершая новый переход. Стоит уточнить, что из танцующих в зале были только они, как того требует протокол, а потому подслушать их разговор никто не мог.

— И только?! — Ухмыльнулся Хорнрейвен, но вместо продолжения перехода на раздельные танцевальные «соло», мужчина сразу перешёл к следующей части танца, где пара должна ходить рука об руку и плечом к плечу, — позвольте, леди Леменн, Ваш разговор с лордом Ульдора продлился дольше комплиментов в адрес Вашей красоты, — король сохранял спокойствие и уверенность, продолжая играть со своей подданной в кошки-мышки. Он был уверен, что разговор был о чём-то ещё, к тому же, ему просто необходимо получить сведения до того, как его сын совершит очередную ошибку.

— Лорд Мираваль справился о стоимости услуг драконоборцев, — ответила женщина, стараясь сохранять хладнокровие. От неё не ускользнуло то, по какому имени рода он к ней обратился, а значит, нет смысла скрывать что-то вроде услуг, предоставляемых охотниками её оплота.

— Что же Вы ему ответили, моя дорогая, — лукаво поинтересовался Алькор, вновь меняя темп танца и последовательность действий.

Для любой дворянки такой жест показался бы крайне неприятным, ведь многие дамы привыкли к размеренному темпу и последовательности. Катриона могла уступать им в грации и плавности движений, но уж точно не в скорости и в способности подстраиваться под обстоятельства, что и демонстрировала в данном танце в королём. Вероятно, Алькор это оценит по достоинству.

— Что охота на чудовищ — удовольствие не из дешёвых, — ошибка или нет, но они встретились взглядом на последнем аккорде.

— Что же… Ульдреда беспокоит нашествие бестий на его край? Как жаль, что он не счёл нужным сообщить об этом мне, предпочтя обратиться к Вам, леди Тальмерии, — он не спешил выпускать её из своих сильных и цепких объятий, держа руки на талии Катрионы, сжимая её больнее и больнее вплоть до покраснения собственных пальцев.

— Предполагаю, что у него не останется иного выбора, как обратиться за помощью к Вам, Ваше Величество. Мой ответ лорду Миравалю был отрицательным, — на этих словах Катриона опустила свои руки, стараясь как можно скорее схватиться за верхний подол платья, — благодарю за танец.

Достаточно ли услышал Алькор — останется загадкой для Катрионы. Но едва женщина произнесла свои последние слова, как мужчина всё отпустил её, но позволил себе ещё больше компрометирующих действий. Он взял руку женщины и поцеловал тыльную сторону ладони. Кажется, среди поклонниц короля прошлись недовольные вздохи. Во всяком случае, леди Тальмерии явственно ощущала недобрые на себе взгляды.

           
— Взаимно, леди Катриона…

В некотором царстве, в некотором государстве жила-была...

ПРИНЦЕССА ФИОНА шрек ✦ 20 ✦ принцесса, узница башни ✦ joey king «By night one way By day another. This shall be the norm Until you find true love's first kiss And then take love's true form...»

— ИСТОРИЯ:

[indent] "Люди наивны и глупы. С детства внушают детям, что феи, что сеют добрейшую магию в мире, самые добрые существа. Все — ложь. Некоторые если и не злые, но корыстные, преисполненные сильнейшими амбициями, жаждут власти и внимания. Так однажды и случилось с синей феей. Она казалась добрейшей из всех фей, на нее Верховная возлагала надежды, пока та, исполняя важное поручение в Далеком-Далеком не встретила наместника-короля Гарольда, который и попросил помощи фей. Его супруга, королева Лилиан, долго не могла забеременеть, отчего король и королева обратились к феям за благословением.
[indent] План сработал, и вот спустя год Лилиан родила девочку с ярким пламенем волос, которую назвали Фионой. Фею, что когда-то благословила наместников, пригласили на крестины, что стало их роковой ошибкой. Та, еще при первой встрече увидев наместника-короля, влюбилась, но, получив отказ перед крестинами, вместо благословения наслала на наследницу Далекого-Далекого страшное проклятье, которое долгие годы никак не проявляло себя. За что, разумеется, была вышвырнута с территории Далекого, а Гарольд и Лилиан послали весточку феям, дабы нерадивую работницу наказали. Но синей феи уже и след простыл, кто-то посчитал ее погибшей от лап морского дракона, кто-то, что та была изгнана в Потерянное королевство, но долгие годы никто не видел ее боле.
[indent] А Фиона красавицей росла, спустя четыре года на свет появилась младшая сестра Вайолет, золотоволосая, как родители. А вот старшая, видимо, пошла в дядюшку. Но росла достаточно боевой, в отличие от младшей мышки, что хвостиком за ней всегда бегала. До тех пор, как солнце старшей лет шестнадцать отмерило.
[indent] И стала Фиона с каждым заходом солнца обращаться в уродливое чудовище, на огра похожее, возжелала крови человеческой. Но лишь до рассвета. На рассвете проснувшись, не помнит ничего из свершенного ночью, но, после череды загадочных убийств, охватившей волной Далекое, Гарольдом было принято единственно верное решение: заточить Фиону в башне под стражей огнедышащего дракона, в надежде, что однажды прекрасный принц освободит ее и поцелуем истинной любви снимет то роковое заклятье. Но пока что ни одному смельчаку не удалось совершить подобное и вернуться из той башни, ведь вовсе не Фиону заперли от людей, а людей оберегли от ночной Фионы...

— ДОПОЛНИТЕЛЬНО:

— также является кузиной пропавшей восемь лет назад принцессы Греты;
— в будущем непременно свяжется с Котом-в-сапогах и, возможно, станет Кисой Мягколапкой;
— а тем временем объявилась синяя фея, явив Гарольду своего отпрыска Чарминга, словно, он — сын наместника, а, значит, он главнее по мужской линии и должен стать будущим наместником Далекого...
— планы: избавиться от проклятья, либо найти треклятый ошейник, блокирующий магию, сбежать из-под венца с выбранным ей в мужья лордом Фаркуадом, узнать правду о своем проклятье и порочной связи своего отца и поквитаться с Чармингом и его мамашей

Бывают вечера, когда до заката я сижу у окна и, устремив взор на утопающий в море горизонт, представляю, как бы отправилась в плавание к дальним берегам. Быть может, моя судьба заключается вовсе не в том, чтобы принять власть в Далеком несмотря на то, что я, будучи принцессой, желаю своему народу блага. Кто знает, стала бы я капитаном многопалубного корабля с роскошными алыми парусами или же возглавила ополчение, встав на защиту Далекого. Но судьба сложилась таким образом, что мне приходится лишь думать об этом в горестных бдениях, ожидая своего часа. А потом снова накрывает пелена ночи, заставляя забыть обо всем, даже собственное имя.

Когда я была маленькой, я всюду сновала за матушкой, изучая новый мир, любопытство порой заставляло влипать в неприятности, которые не свойственны принцессе. Каждый раз на очередную мою шалость, слышалось лишь суровое «ты должна уметь вести себя, ведь ты – принцесса!», отец всегда казался мной недоволен. Это и злило, и заставляло задуматься, почему. Теперь же я понимаю – король готовил меня к заточению с давних пор, словно знал, что рано или поздно этот день настанет. А что, если батюшка готовит меня к чему-то еще более жуткому, нежели полное одиночество? Порой задумываюсь над тем, почему мне не позволили взять в компанию самой себе хотя бы кота? Ведь никакого спасения нет, и не будет. А песни о «поцелуе истинной любви» всего лишь обманка.

Принять собственную судьбу бывает непросто, ты продолжаешь бороться, даешь слово самому себе не отступать, не сдаваться, но, в конечном итоге все решают упрямство, сила или насколько твердый стержень внутри. Моя судьба колеблется между тем, чтобы сдаться и тем, чтобы подняться с колен и продолжить сражение с жизнью.
Сегодня вокруг башни на удивление тихо и немного прохладно. Вероятно, дракониха отдыхает от возложенной на нее обязанности оберегать меня, и ее пасть не пышет пламенем. В дни затишья я стараюсь предпринять очередную попытку к бегству, но сегодня я заметила это слишком поздно: солнце плавно клонилось к кромке воды, напоминая о том, что скоро стемнеет. А я боюсь ночи. Ничего с собой поделать не могу, это словно на подсознательном уровне. Каждый человек в мире чего-то боится.

До заката оставалось немного времени, поэтому мне показалось лучшим завершением дня испить успокаивающего чая. Вайолет прислала голубиной почтой достаточно любопытный купаж из одуванчиков, приправленных едва раскрывшимися цветками ноготков и ванилью. Очень люблю сладкое, с шоколадом вообще беда, видимо, как и у большинства девушек. Безумно скучаю по вишневым пирогам и ароматной, пышной сдобе на липовом меду. Особенно, когда их пекла матушка, а чтобы королева собственной персоной хлопотала по кухне, это большая редкость. В свое время это и покорило сердце нашего отца, и он взял в жены простую девушку из народа, тем самым показывая, что королевский род и простой люд едины. Я же такого выбора, увы, лишена. И отдам руку и сердце тому смельчаку, что дерзнет похитить меня из-под стражи огнедышащего дракона. Это сложно и практически невыполнимо. Но великая честь ради благой цели. К сожалению, за четыре года я не заметила ещё ни одного отчаянного рыцаря даже вдалеке, действительно, ведь единственное окно демонстрирует лишь бескрайнее море!

Чайник у очага уже давно закипел, и я, заварив чай, устроившись в любимом мягком кресле-качалке, начала наслаждаться пряным напитком. Действительно расслабляет, Вайолет умница. Но её писем в последнее время не хватает. Очень скучаю за младшей сестрой. Наверняка она уже расцвела,подобно бутону белой розы, и ей уже подыскивают принца. Надеюсь, что когда-нибудь мне представится возможность увидеть её снова...

Закрываю глаза, пытаясь вкусить каждую отдельно прекрасную и чарующую ноту чая, но будто нарочно острый слух улавливает где-то вдалеке посторонний шум. Когда живёшь в полном одиночестве и тишине, слышишь все — от шёпота моря до биения собственного сердца. И каждый лишний звук кажется незнакомым и заставляет задаться вопросом об источнике его начала. Отставив чашку с недопитым чаем на столик, прислушиваюсь: кажется, звук принадлежал чему-то тяжелому и металлическому, отчего эхо распространилось по всей высоте башни. Поднимаюсь с кресла и направляюсь к двери, что туго запрета с той стороны тяжёлым навесным замком. Однажды мне удалось выскоблить замочную скважину и выбраться наружу, отчего королю пришлось изменить способ запирания двери. И я вновь оказалась в клетке. А сейчас...неужели посторонний? Или же это буянит дракон? Но мое терпение и любопытство взяли верх над осторожностью, и я решила подать сигнал возможному спасителю, что я все ещё жду момента, когда, наконец, смогу свободно взлететь, расправив крылья.

— Эй! Кто-нибудь!