ВОЗРАСТ И РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
23 y.o., студент колледжа, в прошлом — фейрумный дилер и фейрщик; пытается забыть восемнадцать лет своей жизни и выбраться из всего этого дерьма.
ФЕЙРУМНОСТЬ
Не является фейрумным, с подозрением относится к подобным, кроме Ады.
ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
Вряд ли ты можешь такое помнить, но когда я в 11 лет переступила порог дома твоего отца, первым, кого я увидела, был ты — крошечный шестимесячный Итан на руках у матери. Глазищи — во, беззубая улыбка до ушей, сам зарёванный, но улыбаешься. Мне улыбаешься. Черт, я ведь знала о тебе, видела уже, но впервые рассмотрела по-настоящему именно в тот день. Ты был ребенком, о котором в этом доме заботилась разве что твоя старшая четырёхлетняя сестра. Даже матери было по большому счету плевать — ее интересовали деньги, которыми сорил Джонни, твой отец, наша общая головная боль с самого момента, как я переступила порог этой преисподней длиной в долгие годы. Ты тогда остановил меня, тоже по сути ребёнка, от того, чтобы не сбежать и не быть найденной в какой-нибудь сточной канаве, выпотрошенной или забитой до смерти твоим отцом.
Я отвоевала для тебя и для твоей сестры право ходить в школу, хотя сама когда-то еле-еле доучилась до седьмого класса и вылетела за неуспеваемость; все потому что я с 5 лет батрачила на Джонни и свою мать, не имея ни капли времени на что-то еще. Но для тебя и для Хайден я всегда хотела лучшего. Я не уберегла вас от той же участи, что и моя, но пыталась лечь костьми, чтобы облегчить её.
Жаль, что я не могла сделать одну вещь — передать вам свою способность не чувствовать боли, сносить побои молча и даже с вызовом. Нет,
вас с сестрой били меньше, чем меня, но все-таки дом находился в постоянном, неусыпном страхе. Я находила вас запухшими от слёз, с синюшными перебитыми ручками, замерзших, часто голодных, и тихо растила в себе ненависть к старшим Даггерам. У меня был хотя бы Зак,
которой позже сумел вырвать меня из лапок Джонни, хоть это и плохо закончилось.
У вас была только я. Хуёвая замена целому миру, который должен был вам принадлежать, как любому счастливому ребенку.
И все же, ты отчаянно меня любил. Лез за мной в дикие передряги, хоть я и орала почём зря, рос таким классным мальчишкой, что я не могла понять, как у таких мудаков мог получиться золотой ребенок. Ты рано проявил способности помогать отцовскому бизнесу, к моему сожалению, и Джонни быстренько приобщил тебя к делу. С детства расфасовывал фейрум — у меня сердце пропускало удары, когда я видела тебя маленьким за столом, с высунутым языком набиравшим это г-но в шприцы. Не дай бог разлить, папа уроет. Позже ты научился еще и варить и разбодяживать фейрум пожиже, чтоб толкнуть побольше. Джонни, блядь, был вне себя от радости.
Когда я вышла замуж за Зака, ты постоянно таскался к нам. Это был щенячий восторг — настоящий тихий и спокойный дом, ты даже немножко отъелся и как-то раз заявил мне со всей ответственностью, что пойдешь в колледж и будешь сам себя обеспечивать. На нашей кухне садился заниматься математикой, бегал ко мне на работу в "Guns N' Roses", где я научила тебя стрелять и стоять за себя. Но уйти из дому ты не решался, хоть мне и хотелось забрать тебя насовсем. Думаю, где-то глубоко внутри ты все же любил своего отца. Или был к нему привязан, или не находил в себе сил уйти.
Когда Лео Поджи ворвался в твой дом, чтобы покончить с бизнесом семьи Даггер раз и навсегда, ты в панике набрал меня. Я прилетела так быстро, как смогла. Поджи убил Джонни у нас на глазах, но самого тебя я бросилась защищать так рьяно, что Лео уступил нам наши жизни. Тем вечером мы сожгли дом.
Вряд ли ты простил меня за то, что спустя месяц я пошла к Восьмеркам. Тем самым, убившим отца, хоть ты и сам его ненавидел. Что-то в тебе щелкнуло — как иначе объяснить тот факт, что мы перестали так близко общаться? Ты говоришь мне, что я изменилась, что я становлюсь похожей на испорченную копию самой себя. И когда-нибудь я прислушаюсь к тебе, но будет поздно.
Что ж, милый, по крайней мере, ты теперь живешь нормальной жизнью, о которой всегда мечтал. Покореженной, поломанной, но нормальной.
Даже в колледж пошел, малой. Я бы порадовалась за тебя — нет, я рада за тебя до крика, но как-то это все неправильно, да? Что-то колет нам горло, щиплет глаза, воет внутри сиреной. Я обнимаю тебя, свою единственную семью, и чувствую, как ты дрожишь.
Брат, скажи мне, что ты все еще меня любишь, иначе какой во всем этом смысл, а?
ОТНОШЕНИЯ С ПЕРСОНАЖЕМ
Ада любит его невыносимо, больше жизни. Если ей выпадет отрезать себе голову ради него, она тут же примется пилить своё горло, без промедлений. Ада радуется всем его победам и знает, что он сильнее неё, что он станет лучше их всех. Это единственный Даггер, от имени которого у нее волосы не становятся дыбом, не сбивается дыхание. Итан не до конца смирился с присутствием в жизни Ады Леонарда Поджи, которому та стала верна до гробовой доски. Этот человек вносит в жизнь рассудительного Итана хаос и разруху, он пытается понять и не может, никак не может принять тот факт, что Ада стала настолько преданной человеку, несущему смерть. Итан не любил отца, не был убит его смертью, но кровавый отпечаток Поджи в его сердце все же оставил. И теперь Итан подавлен, и всё, к чему он стремится, — быть подальше от всего этого. Забыть и зачеркнуть, стать нормальным и выбраться в люди.
Итан понимает, что это значит быть подальше и от Ады, своего единственного кровного друга, и это сводит его с ума.
