Наверное, ситуация должна была испугать. Вызвать панику, на худой конец страх от понимания, что один из находящихся в комнате людей труп и сейчас где-то внутри его организма происходят неотвратимые изменения. Омертвения тканей, разложения органов и прочие малоприятные вещи, которые случаются когда человек умирает. Страха не было. Сочувствия не было тоже. Сложно испытывать сожаления о смерти человека, которого ты знал от силы две минуты. Ярче всего стриптизер ощущает темно-синюю, чернильного цвета досаду и серо-зеленое, как застоявшаяся болотная вода, раздражение. Красивый финал придуманного Йеспером спектакля, с ним Йеном в главной роли оказался смазан. Выступал, старался, вкладывал эмоции он, а все внимание досталось другому. Еще внутри бурлит алая, как летний закат, злость на громко орущего Оливера, совершенно не оценившего старания Йена в деле завязывания узлов и требующего его развязывать. И посредине этого коктейля чувств тонкими, фиолетовыми струйками, искрится веселье. Где-то в самой глубине сознания, не одурманенного наркотиком, юноша отдавал себе отчет, что веселиться и радоваться сейчас неправильно и кощунственно, но ничего поделать не мог. Слишком уж глупой, дурацкой, абсурдной вышла ситуация. Став из главного действующего лица, наблюдателем, Йен с интересом слушает убийственно логичные ответы Йесси, отмечая про себя, что сказал бы также, не сдерживая короткого хрюкающего хмыкания при виде задирающего руки Тони.
Злобные взгляды привязанного мужчины смешат танцора куда больше, чем пугают. Причина его злости была понятна и проста до безобразия. В клубе тоже попадались подобного рода кадры, затащенные на стриптиз друзьями. Гомофобы, негодующие на стриптизеров, а на деле на самих себя, испытавших желание и влечение к стройным молодым телам. Терпения хватает ненадолго. Подмигнув Оливеру левым глазом, Йен, не скрывая во взгляде насмешки, делает несколько движений языком за щекой, имитируя минет, с удовлетворением отмечая, как щеки мужчины, принявшего орать свои требования еще сильнее, приобретают багровый оттенок.
Йесси, устав по всей видимости, вести бессмысленный диалог с причитающим, не желающим ничего слышать Тони, подходит к нему и Йен с удовольствием переключает все свое внимание на парня. Рассматривать его было разы приятнее и интереснее, чем лица других гостей, начавших понемногу утомлять. Их крики и причитания, создавали вместе с продолжающей играть музыкой довольно адскую какофонию.
— Что не по сценарию это да, но зато ему будет что рассказать там. Такой финал земной истории выпадает не каждому. — глубокомысленно, словно они обсуждали не случайную смерть, а заваленный короткометражный фильм, который не удалось снять с первого кадра замечает танцор. В черных от расширившихся, почти полностью занявших собой всю радужку зрачков, глазах прыгают огоньки. Слышать похвалу от того для кого и предназначался танец, было до чертиков приятно. Уголки губ поднимаются вверх в возможно неуместной, но искренней улыбке. — Я старался... для тебя. Убийственно хорош. Мне нравится. Добавлю в свое резюме — мурлыкает Йенни, проводя пальцами по чужой руке, от запястья вверх к локтю. Химия между ним и Йеспером никуда не делась, не ослабела даже на градус, а по-прежнему искрила в воздухе и удерживать себя от легкого флирта, только потому что сбоку от них медленно холодеет покойник танцор не собирался. Заигрывание было не только приятным занятием, но и помогало успокоиться, сообразить, что им делать дальше.
Правильно было бы вызвать копов, но вещества в крови их двоих тут же сделали бы их виновными не только в убийстве, но и в употреблении, а то и в распространении наркоты. Вторым доводом против полиции был дурацкий наряд и туфли. Оказаться в подобном виде в камере означало навлечь на собственную задницу немалые неприятности. А еще, и виной тому была текила, хотелось веселья. Танец, что должен был стать прелюдией к сексу, зарядил энергией, что нужно было куда-то потратить. Йесси первым озвучивает предложение, которое, судя по взглядам, пришло в голову им двоим одновременно. Прикусив губу, глядя глаза в глаза своему уже можно сказать сообщнику, Йен коротко кивает головой. Губы округляются для "да", чтобы подтвердить словами свое согласие на участие в очередной авантюре, придуманной все тем же режиссером, кто был вдохновителем завершившегося спектакля, когда позади раздается громкое "Блять".
"Какого хера Тони его развязал?" прыгает мячиком в голове мысль. "Зачем тащить с собой на мальчишник ствол?" тут же за ней появляется вторая. Оба этих риторических вопроса не нуждаются в ответах. У них уже есть развязанный неадекватный мужчина с оружием и с ним срочно нужно что-то решать. Сглатывая слюну, Йен не сводит взгляда с блестящего, черного пистолета, направленного на его грудь. Страх за собственную жизнь оказывается кислым на вкус. Оказываться под дулом ему приходится впервые. Богатое воображение, подпитанное допингом, в секунду рисует в мозгу картинку. Маленькая, блестящая пуля, разрывающая в клочья тонкую ткань, оставляющая рваную, обугленную дыру на груди. Алые капли крови на белоснежной мебели и он, грузно осядающий на пол. Представленное пугает до чертиков. Последнее чего хочется, умирать от шальной пули на чужом мальчишнике. Оливер снова визжит, словно собственный крик, заряжает его храбростью, чуть пошатывается на дурацком, ворсистом черно-белом ковре и идея тут же приходит в голову.
— Отвлеку, а ты тяни эту тряпку под его ногами. — толкнув Йеспера в бок, опустив глаза на пол, быстро шепчет Йен. План оставляет желать лучшего, но других все равно нет. Вздернув вверх подбородок, чувствуя волнение, куда сильнее, чем перед танцем, юноша делает маленький шаг вперед, глядя на Оливера в упор, надеясь вызвать у него замешательство своими действиями и словами.
—Tu es connard! Me casse pas les couilles! Ta gueule, с’est un fils de pute! — быстро, громко, на чистом без акцента французском, топая со всей дури ногой об пол, гневно выпаливает ругательства Йен, срывая с себя вуали, оставаясь обнаженным по пояс, швыряя их прямо на дуло пистолета. Выстрел в воздух раздается словно одновременно с грохотом от упавших тел, неожиданно сразу двух, и дребезгом от разбитой вазы, опустившейся на голову Оливера. Вытащенный пистолет и ругань на иностранном переполняют чашу терпения Тони, стоявшего рядом с Олли. Тяжелый вазон с дурацкими искуственными подсолнухами внутри оказывается оружием не менее действенным настоящего ствола или вытащенного из под ног коврика.
— Пиздец...— шумно выдохнув, громко произносит Йенни, развевая рукой пороховое облачко, повисшее в воздухе. Два больших глотка вина прямо из горлышка бутылки, стоящей на журнальном столике снимает напряжение, вызванное вытащенным оружием. —Никогда еще так сильно не радовался тишине.— ухмыляется он, разворачиваясь лицом к Йесперу, глядя на него слегка безумным, шальным взглядом. На губах снова появляется улыбка. Адреналин в крови, вызванный выстрелом, бурлил и требовал выхода. Мероприятие все больше походило на какой-то сюрреалистический, дурацкий сон, но прерывать его не хотелось. И хотя в груди теплилось сожаление, что они не поддались искушению и не занялись сексом вместо всего этого шоу, происходящее безумие даже начало доставлять странное, извращенное удовольствие.
—Эти двое просто в отключке. Предлагаю запереть их в ближайшей комнате, можно даже раздетых, полюбуются друг на друга, когда придут в себя. А потом заняться... — маленькая провокационная пауза, тратится Йеном на то, чтобы наклонившись на прямых ногах, для еще одной демонстрации задницы, стащить с ног дурацкие шпильки. — трупом. Ничего не имею против ролевых игр с наручниками, но только если их на меня нацепишь ты. Надо только подумать, куда его деть. Может на территорию другого коттеджа?